В представлении большинства людей Дмитрий Иванович Менделеев связывается прежде всего с наукой химией. Однако деятельность великого учёного была необыкновенно многогранной. Так, например, в 1892 году он был назначен учёным хранителем в Депо образцовых мер и весов. (Словом «Депо» в данном случае обозначалось место хранения эталонов.) В следующем году Депо было преобразовано в Главную палату мер и весов, и Д.И. Менделеев стал её главным управляющим. Размещалась Палата в Петербурге. Ныне это — НИИ метрологии имени Д.И.Менделеева, где есть теперь и уникальный музей.
В жёлтом трёхэтажном особняке, когда-то отведённом ещё под Депо, поныне сохранился служебный мемориальный кабинет Дмитрия Ивановича. Рядом с особняком ещё одно, так называемое «Красное здание». Его построили в 1897 году по предложению самого Дмитрия Ивановича. Здесь, кстати, была и его квартира, в которой он прожил до конца жизни. В этом здании размещается теперь основная часть экспозиции Музея метрологии.
Входит в комплекс ещё и оригинальное «Здание с башней», построенное по проекту Менделеева в 1902 году архитектором С.С. Козловым для проведения экспериментальных метрологических исследований. В нём находились астрономическая обсерватория и специальная установка для определения ускорения свободного падения. В 1905 году на башне установили часы немецкой фирмы «Нейгер и сыновья», изготовленные также по заказу Менделеева.
Все ли, кстати, в точности знают, чем занимаются учёные-метрологи? Стоит, наверное, напомнить, что главные задачи этой науки — создание и хранение государственных эталонов мер веса, длины, других физических величин, а также разработка методов и средств измерений высшей точности и средств поверки. Как раз об этом — о высшей точности и поверке — и вспоминается прежде всего при знакомстве с собранной в музее уникальной коллекцией часов. Многие из них были приобретены ещё самим Дмитрием Ивановичем Менделеевым для Палаты мер и весов, причём исправны они до сих пор. Другие стали музейными экспонатами сравнительно недавно, как, например, часы арки Главного штаба в Петербурге.
Экспозиция рассказывает о том, что система передачи точного времени на другие электрические часы была разработана в Главной палате мер и весов. Из Палаты электрические сигналы поступали на часы под аркой Главного штаба, в здании Министерства финансов, на парадной лестнице Зимнего дворца и некоторые другие часы в Петербурге. Так было положено начало созданию российской государственной службы времени.
Для этого Дмитрий Иванович предложил организовать в Главной палате мер и весов астрономическое отделение и эталонную лабораторию времени. В 1903 году здесь были начаты работы по определению точного времени по вращению Земли, а также создан впервые в метрологической практике эталон единицы времени — секунды.
Для хранения точного времени и воспроизведения единицы времени применялся особый эталон — часы немецкой фирмы «Рифлер», которые имели электрический ход и отличались от применявшихся ранее для той же цели часов большей точностью (суточная погрешность составляла всего 1/100 секунды). Эти часы помещались в герметически закрытый стеклянный колпак, из которого с помощью ручного воздушного насоса выкачивался воздух, чтобы не мешал работе механизма.
В систему, обеспечивающую воспроизведение и хранение единицы времени, а также передачу сигналов точного времени, входили, кроме того, башенные часы с тремя циферблатами фирмы «Нейгер и сыновья», и часы по среднему времени, регулирующие ход башенных часов, которые уже второй век продолжают свой точный ход…
А вот и уникальная музейная коллекция разнообразных эталонов мер длины и массы, где можно увидеть редчайшие зарубежные экспонаты. Это собрание начало формироваться ещё в 1830-е годы, когда в России разрабатывалась система мер на научной основе и министр финансов для сравнения с российскими эталонами учредил «Собрание образцовых мер главнейших иностранных государств». Тогда в собрание вошли меры из 27 стран: европейские фунты и футы, французский туаз, норвежский монетный разновес, шведский квартер, кассельский полулокоть, американские пинты и галлоны, египетские ротли, турецкий аршин — эндазе, китайские ляны…
Ну и, само собой, представлены в собрании образцовые российские меры. Вот первые эталоны — железная сажень, фунты, ведра и чарки, аршины. Они представляют национальную систему мер, принятую в 1835 году, которая применялась по всей стране до перехода на метрическую. Кстати, случилось это в 1899 году (сначала ещё не в обязательном порядке) после принятия специального закона, проект которого разработал Д.И.Менделеев.
Очень интересна и музейная коллекция весов самого широкого назначения — от эталонных до торговых, изготовленных известными отечественными мастерами и ведущими мировыми фирмами.
Вот, например, только один из экспонатов: блестящие, никелированные хлебные весы — «пурка». История их появления любопытна. С давних пор в хлебной торговле при определении качества зерна получил широкое распространение способ определения «натуры» хлебов, основанный на взвешивании определённого объёма зерна. Лучший сорт должен был весить больше, чем такой же объём худшего сорта, в том случае, если оба они засыпаны в меру (пурку) при одинаковых условиях, к которым относятся чистота, сухость и т.д.
Это удобное, дешёвое устройство получило широкое распространение в России под названием «гамбургская пурка», имеющая объёмы 1/30 и 1/90 так называемого «голландского мешка» — принятой в Голландии меры для сыпучих тел, равной 83,442 л. «Гамбургской» же пурка стала называться по месту первоначальной поверки и клеймения. В начале ХХ века по заданию Министерства торговли и промышленности «гамбургская пурка» была исследована и усовершенствована в Главной палате мер и весов и запущена в производство, после чего применялась во всех губерниях России.
Здесь любопытно вспомнить и высказывание Д.И. Менделеева, которое можно прочесть над рядами сверкающих медью и латунью разновесов: «Будучи поклонником метрической системы и понимая её выгоды, я желал бы, чтоб она распространилась вольным образом в русской среде… стою за введение проверочных учреждений для того, чтобы обвешивание и обмеривание по возможности чем-нибудь устранялось…»
