Подлинный экспрессионизм, поскольку он был тесно связан с историей Германии, с немецким обществом, почти не имел последователей в других странах, за исключением тех, что поддерживали прочные отношения с немецкой культурой. Например, в Венгрии Лайош Кассак, лично знакомый с Францем Пфемфертом, заявлял о своей приверженности эстетике экспрессионизма, а издаваемый им в 1917—1925 гг. журнал «Ма» поначалу казался во многом аналогичным «Акцион», по крайней мере во внешнем оформлении. В 1922 г. один из сотрудников журнала Шандор Барта подчеркивал, что его поколение нашло путь к преобразованию общества и социалистической концепции мира благодаря экспрессионизму. В Нидерландах и фламандской части Бельгии интеллектуальные контакты с Германией также способствовали знакомству с журналами и искусством экспрессионистов, и фламандское возрождение линогравюры, несомненно, многим обязано немецкому опыту. Во всяком случае, Франс Мазерель, наряду с Йорисом Минне, Генри ван Стратеном, Яном Кантре и Йозефом Кантре, занимает здесь особое место, обусловленное непосредственным сотрудничеством с немецкими экспрессионистами в связи с иллюстрированием произведений Бехера и Штернхейма; кроме того, идеалистический настрой и чувство космизма, а также социальная ангажированность в обращении к тематике города и восстания близки здесь устремлениям, проявлявшимся в кругу «Акцион».
Что касается Франции, необходимо учитывать политическую обстановку 1910—1925 гг. — примерно на этот отрезок времени приходится наиболее продуктивный период немецкого экспрессионизма. До 1914 г. существовали весьма плодотворные связи между художниками всех стран, что позволило Альфреду Кубину справедливо говорить о братском единении молодых художников. Но французская интеллигенция в целом уже тогда не поддерживала этой общности. Страх перед империалистическими планами Вильгельма II усиливает антигерманские настроения. В то время как молодое поколение Германии проявляло открытость к внешнему миру, завязывая многочисленные международные контакты, французская молодежь замыкалась в национализме. Таково первое расхождение, помешавшее возможному освоению экспрессионизма. Затем началась война. Вплоть до 1920 г. культурные отношения между Францией и Германией носили эпизодический и непрочный характер. И наконец, в тот момент, когда экспрессионизм мог бы стать доступным для французов, он уже умирает.
В результате наиболее крупные журналы, ориентированные на широкий круг читателей, практически не обратили на экспрессионизм внимания ни до 1914 г., ни позднее. Только в более скромных изданиях — «Кларте», «Аксьон», «Эспри нуво», «Ревю эропеен» — ему посвящались материалы справочного характера или подборки произведений. Основным посредником был Иван Голль, двуязычный лотарингец, сотрудничавший в большинстве немецких экспрессионистских журналов. Даже сюрреалисты, увлекавшиеся романтиками Новалисом и Гофманом и представленные Вальденом в журнале «Штурм», об экспрессионизме ничего не знали. Если художники и поэты французского авангарда были широко известны в Германии, то во Франции только новое немецкое кино вызывало некоторый интерес.
Во франкоязычной Бельгии, напротив, писатели и художники открыто заявляли о своей близости к экспрессионизму, находя поддержку в таких журналах, как «Люмьер», «Ресюррексьон», «Ар либр», «Селексьон», «Са ира». При всех разногласиях они воспринимали экспрессионизм как воплощение новейшего искусства и придерживались двух основных ориентаций: одна из них близка журналу «Штурм», другая — журналу «Акцион». Статьи Андре де Риддера, позиции художников Констана Пермеке и Густава де Смета представляли гуманитарную тенденцию. В противоположность им, критик Жорж Марлье, художник Пауль Юстенс склонялись к абстракции. В послевоенный период передовые бельгийские журналы старались, кроме того, широко публиковать немецких поэтов. Заслуживает упоминания один пример: с 1918 г. глава журнала «Ресюррексьон», будущий дадаист Клеман Пансарс, переводит работы Карла Эйнштейна и Герварта Вальдена и снабжает их собственным комментарием.
В других странах экспрессионизм — уже не в зачаточных проявлениях, а в форме открытых деклараций — утверждается ближе к 20-м гг. Во фламандской Бельгии могут быть названы поэт Пауль ван Остайен и журнал «Хет гети» (1916—1924). В Югославии — группа во главе со Станиславом Винавером, автором манифеста экспрессионизма (Белград, 1921). В России Ипполит Соколов издает в 1919 г. книгу-манифест «Бунт экспрессиониста», а в Румынии несколько позднее выступает с манифестом художник Маттис-Тёйч. В Польше лозунги экспрессионизма выдвигает группа «Здруй», в Чехословакии — группа «Осма». Наконец, в Латинской Америке экспрессионизм становится предметом многочисленных статей и споров, касающихся живописи (Диего Ривера, Хосе Клементе Ороско, Давид Альфаро Сикейрос в Мексике; Сабогаль и Кодесидо в Перу; в Бразилии — Анита Мальфатти, учившаяся в Дрездене и Берлине) и литературы. Утверждалось даже, что модернистское движение в целом в период своего становления (1915 — 1930) носило здесь экспрессионистский характер.
После нашего беглого обзора остается выяснить главный вопрос: какова судьба экспрессионизма сегодня? Если ограничиться рассмотрением его как стиля, характерного для пластических искусств, то ясно, что он чрезвычайно жизнеспособен: после 1945 г. к нему могут быть отнесены нидерландская группа «Кобра», американец Поллок, французы Франсис Грюбер и Бернар Бюффе, датчанин Асгер Йорн и многие другие. Но что стало с экспрессионизмом как направлением? Подобно футуризму и сюрреализму, также распространившим свое влияние на все виды искусства, экспрессионизм составляет часть того, что теперь принято называть историческим авангардом. В этом качестве его начали по-настоящему открывать заново лишь в 60-е гг. Постепенно стало понятно, как много экспрессионизм может еще сказать. Ибо к нему восходит модернизм, здесь берут начало социальное искусство, эксперимент в сфере поэтического языка, абстракция в живописи, синтетизм в театре, диссонанс в современной музыке; он вобрал в себя все живые тенденции эпохи. Ни один «изм» ХХ в. не был так тесно переплетен с личными и общественными конфликтами своего времени, как экспрессионизм, ни один из них не пытался углубиться в самую суть противоречий, с тем чтобы их преодолеть.
